Некоторыми науковедами для проведения указанного различия предлагается критерий рациональности. То, что за гранью рационального, не есть наука. Этот принцип для Эниологии также оказывается неуниверсальным. Прежде всего, само понятие рациональности требует должного объяснения. Кроме того, представление о рациональности в значительной степени обусловлено исторически, обусловлено уровнем развития знаний. «Не так уж трудно, — пишут английские исследователи,— разоблачить, например, старинную астрологию как не удовлетворяющую каким-либо современным стандартам научного метода; гораздо труднее показать ее неадекватность, апеллируя к нормам рациональности ее собственной эпохи » [88].

Действительно, с точки зрения видения мира, каким оно было в эпоху расцвета астрологии, эта сумма представлений вполне отвечала требованиям рациональности.
Опыты, подтверждающие биолокационный эффект, проводились с помощью маятника. Ряд металлов — никель, железо, свинец дают различные формы качания маятника. Совершенно такие же фигуры маятник обрисовывает над фотографиями этих металлов. Помещенный над магнитом маятник над северным его концом дает рисунок звезды, а над южным — рисунок спирали. Над серединой же вращается по кругу. То же происходит и над фотографией, и над двумя разрезанными по нейтральной линии ее половинками. При соединении половинок фотографии снова как бы образуется первоначальный магнит. С магнитом в действительности этого сделать невозможно. Фотография на магнитную стрелку не действует. Кстати, мужская голова на фотографии фиксируется маятником как спираль (аналог южного полюса). Женская голова дает колебания в форме звезды (аналог Северного полюса). 
Таким образом, фотографический снимок передает информацию не только о внешних особенностях сфотографированного объекта, но и о внутренних его качествах и состоянии.

         Достоверны ли наши критерии? 
В ряду критериев, руководствуясь которыми возможно провести черту между научным и ненаучным познанием, называют также принцип полезности, имея в виду тот факт, что достижения науки в той или иной форме имеют в конце концов чисто практическое, прикладное применение.
Может ли претендовать на это хотя бы в малейшей степени Эниология, которая занимается изучением загадочных феноменов?
Лозоискательство древних, использование ими ореховых или ясеневых прутьев для поисков рудных залежей получило подтверждение в многочисленных полевых исследованиях, проведенных в России. По словам исследователя, биофизический метод (лозоходство), кроме поисков патогенных зон или полезных ископаемых, в частности, «может быть весьма эффективен при геологической съемке на площадях, закрытых четвертичным покровом, так как позволяет почти во всех случаях находить контакты разновозрастных и литологически различных пород». Этот метод, наилучшие результаты в котором, как и в других пси-эффектах, показывают сенситивы, целиком может быть отнесен к явлениям, лежащим за порогом того, что принято рассматривать как научное знание.
Из детских сказок каждому известно о существовании на Зем,яе «райских» и «гиблых » мест. Но это не беспочвенная фантазия. Вредные «гиблые» места, называемые геопатогенными зонами (дословно «зоны, в которых болезни порождаются землей»), оказывают неблагоприятное воздействие на людей и животных. Длительное пребывание в этих зонах обусловливает многие человеческие несчастья: катастрофы на дорогах, в море и в воздухе, снижение урожайности растений и продуктивности животных, онкологические заболевания, самоубийства, мозговые заболевания, бронхиальная астма и др. [209]. 
Латышский ветеринарный врач Я.А. Лагере на основе обследования лозой 35 тыс. коров установил, что в геопатогенных зонах наблюдается 75 /в случаев мастита и 85 /о лейкоза. В этих местах отмечено на 25% больше раковых заболеваний у коров, а их плодовитость в среднем на 15% ниже [209]. Такими же, лежащими вне научного знания, являются утверждения, согласно которым по линиям руки можно якобы судить о чертах личности и, в частности, о предрасположенности человека к тем или иным заболеваниям. Тем не менее, несмотря на то, что наука отказывается не только признавать, но и рассматривать эти зависимости, сегодня этому найдены известные подтверждения и даже практическое применение. По словам заведующего лабораторией генетики Института медицинских наук Е.А. Трепакова, определенный рисунок линий на руке может служить свидетельством той или иной наследственной болезни. По этим линиям уже сейчас можно диагностировать болезнь Дауна, синдром Патауа-Эдвардса, синдром Шершевского—Тернера и ряд других наследственных патологий.

Можно было бы привести и другие примеры практического использования эниоявлений и знаний, которые пока не являются объектами изучения академической науки, но игнорируются и отрицаются ею. Тем самым принцип практического использования тоже оказывается недостаточен, чтобы служить критерием для проведения демаркационной линии между знаниями, имеющими право считаться научными и не имеющими такого права.

Методы Эниологии, в частности, биолокация, обеспечивают нахождение «гиблых» мест. Исследователь фон Поль с помощью рамки эниооператора абсолютно точно указал по карте города места, где жители наиболее подвержены раковым заболеваниям. Муниципальный врач Бернхаубер и бургомистр Брандел сверили данные фон Поля с адресами больных. Оказалось, что исследователь не только правильно указал дома, где зарегистрировано максимальное число раковых заболеваний, но даже местоположение кроватей больных в квартирах.

Казалось бы, главным и, возможно, единственным принципом отнесения знания у наук или исключения из нее должен был бы быть критерий истинности. Если явление действительно существует, а методы его познания лежат в русле адекватного отражения действительности, то изучение данного явления, как и полученные результаты, являются достоянием науки. С тех пор как на Западе изучением пси-феноменов занялись более сотни лабораторий, находящихся при научных центрах и университетах, с использованием современного лабораторного оборудования и приборов, были получены результаты, подтверждающие достоверность ряда этих явлений. Обрела ли область знания, занимающаяся изучением этих явлений, статус научной дисциплины? На сегодняшний день этого пока не произошло. Изучение эниофеноменов еще продолжает оставаться за чертой, незримо отделяющей научное знание, как единственно достоверное, от знания, получаемого «всякого рода непрофессионалами», учеными-энтузиастами. Очевидно, что подобная интерпретация происходящего представляет собой искаженное восприятие действительности не только потому, что достоверность полученных данных не может быть опровергнута, но и потому, что в исследованиях этого рода занято немало высокотитулованных специалистов-экспериментаторов: физиологов, психологов, физиков, медиков, пользующихся известностью и признанием в своей профессиональной среде. Подобная интерпретация — один из примеров научного мифотворчества, продиктованного мотивами защиты. Таким образом, рассмотренные нами различные нормативные и формальные критерии, выдвигаемые в качестве принципов, исходя из которых можно было бы отделить научное познание эниодействительности от околонаучного, на практике не позволяют сделать это сколько-нибудь обоснованно и оправданно. Тем не менее, такое разделение действительно существует. Критерием такого разделения, на наш взгляд, в конечном счете, служит признание или непризнание данной исследовательской деятельности, данной дисциплины научным сообществом.

           Эффект отторжения 
Неприятие научным сообществом околонаучной, девиантной дисциплины в ситуации, когда (как в Эниологии) имеются достаточные данные для серьезного отношения к этой области знаний, представляет собой более или менее устойчивую модель поведения отдельных ортодоксально настроенных элитарных групп ученых.

Удивляет высокомерие некоторых ученых по отношению к истории собственной науки, поразительна самоуверенность, с которой они считают, что ошибки, допущенные когда-то и кем-то в оценке полноты теорий, оказавшихся в конечном счете далеко не полными, не могут быть повторены. Ведь даже очень старые обвинения и даже слова, их выражающие, — те же самые, что и ныне: Лейбниц, возмущенный теорией всемирного тяготения Ньютона, упрекал его в допущении в физику «мистического дальнодействия» (слова из обихода современных критиков парапсихологии).
В свое время научное сообщество подобным образом реагировало на появление дисциплин, не имевших еще статуса принадлежности к науке и также только претендовавших на него. Таким объектом отторжения многие десятилетия была, как мы уже отмечали, антропология. Социология, возникшая в начале прошлого века, обрела права гражданства в науке (первую кафедру в Чикагском университете) только через шестьдесят лет. Причем все эти годы были заполнены отрицанием и критикой социологии, исходившими от научного сообщества (отсюда и всей общественности), отрицавшего право этой дисциплины на то, чтобы считаться научной.

А как там с графологией? Стоит ли тратить время на разговоры о графологии, «лженаучной теории» — как лаконично охарактеризовала ее Большая Советская Энциклопедия? Стоит. Тем более что кибернетика, генетика, психотехника в свое время тоже походя награждались подобными звонкими пощечинами — аттестациями (Л. Боров. По следам сенсаций. Молодая гвардия. 1966. С. 136).
Научное общество, вернее, научные элиты, говорящие от его имени, видимо, в какой-то степени искренни в этой позиции отторжения. Это так же вне сомнения, как и то, что искренность эта и убежденность имеют свою экономическую и психологическую, но не совсем достойную мотивацию. «Человек, — писал Ф.М. Достоевский в своих «Записных книжках », — весьма часто принадлежит известному роду убеждений вовсе не потому, что разделяет их, а потому, что принадлежать к ним красиво, дает мундир, положение в свете, зачастую даже доходы».
В 1887 г. ТЛ. Эдисон предсказывал, что если самолеты и будут изобретены, то, в лучшем случае, они будут игрушкой. «Все данные современной науки указывают на то, что никаких возможных сочетаний известных веществ, известных типов машин, известных форм энергии не позволяют построить аппарат, практически пригодный для длительного полета человека в космосе». Эти слова принадлежат известному американскому астроному Саймону Нъюкому, доказавшему в 1903 г. абсолютную невозможность пилотируемого полета [210].

Сопротивление новому в науке — тема многочисленных науковедческих исследований. Трудно назвать научную теорию, концепцию или открытие, имевшее большую значимость, которые не были бы встречены в штыки научным сообществом. Так была встречена эволюционная теория Дарвина. Эволюционные концепции существовали и до Дарвина, в работах Р. Чемберса, А. Уоллеса и других исследователей. Но что характерно — концепции эти игнорировались наукой и относились целиком к числу околонаучных.

К.Э. Циолковский отрицал достоверность и доказуемость теории относительности Эйнштейна и, тем более, ее практическое значение. Резерфорд иронизировал в 1933 г. по поводу перспектив овладения ядерной энергии. А. Эйнштейн публично заявил, что не верит в возможность использования человечеством атомной энергии в ближайшие столетия. Между тем первая атомная бомба была взорвана через 10 лет. Академик П. Капица в 1940 г. утверждал, что использование внутриатомных сил в ближайшее десятилетие невозможно. И.В. Курчатову и его соратникам пришлось выдержать бурную атаку скептиков, вопреки ученому мнению которых была создана у нас первая атомная электростанция [211].

Говоря об этих хорошо известных примерах отторжения наукой знания и концепций, считавшихся околонаучными, до того как они получили статус научности, мы не подчеркиваем, что подобная критика и крайнее отрицание со стороны научного(особенно академического) сообщества является более и менее закономерным этапом становления любой новой дисциплины, этапом, предшествующим вхождению в разряд научных. Само собой, из этого не следует, будто этап отторжения является свидетельством непременного последующего признания и обретения научного статуса. Суждения посредством аналогий, весьма уязвимое в истории, в истории науки столь же уязвимо.

Но мы видим, что применение тех или иных нормативных критериев для того, чтобы отделить научные знания от околонаучного, не позволяет сделать этого достаточно обоснованно. Следует оговорить, однако, что критерии эти вообще приложимы далеко не ко всем эниофеноменам. Не все психические состояния, сопровождающие данные феномены, по своей природе воспроизводимы в лабораторных исследованиях. Некоторые из них спонтанны, обусловлены факторами и зависимостями, нам не известными. Другие могут проявляться в экстремальных ситуациях, когда налицо, например, реальная угроза жизни человека или его близких. Могут ли эти явления быть возведены в ранг научных фактов на основании только свидетельств очевидцев?

            О научных фактах
Известен ряд состояний человеческой психики, которые также спонтанны и также не воспроизводимы по желанию экспериментатора. Таково, например, состояние творческого вдохновения, которое не может быть воспроизведено экспериментально, но отрицать реальность которого едва ли возможно. Правда, свидетельств таких состояний куда меньше, чем свидетельств проявления эниофеноменов. Таковы же экстатические состояния. В ряде наук, таких, например, как история и этнография, сообщения свидетелей рассматриваются как утверждения, равнозначные научным фактам. Полевые дневники этнографов, представляющие собой запись очевидца, расцениваются в науке как собрание фактов, которые возможно в дальнейшем обобщить и классифицировать. В исторической науке мемуары, записи летописей и хроник также рассматриваются в качестве научных фактов. Какие, например, у нас есть основания считать, что Людовик XVI действительно был казнен 21 января 1793 г.? Только документы той эпохи и записи очевидцев этого события. Исходя из формальной логики, у нас столько же оснований верить этим записям и этим очевидцам, как другим записям и другим очевидцам, присутствовавшим, например, при спонтанной левитации, когда человек, «утратив» силу тяжести, поднимался вдруг в воздух. А такие свидетельства наблюдения и записи, причем достаточно авторитетные, имеются.

Тем не менее, в одном случае свидетельствам очевидцев наука верит, в других считает почему-то вымыслом. Не связано ли это различие с общей психологической установкой по отношению к знанию, имеющему ущербный статус околонаучного? Должна ли эта установка, предубеждение, предрассудок приниматься в расчет при формировании общих методологических критериев познания, а не частных критериев физики, химии и др., которым надлежит быть едиными безотносительно к дисциплине? Если свидетельства очевидцев признаются достаточными для возведения сообщения в ранг научного факта в одной дисциплине, то этот принцип должен соблюдаться по отношению и к другой. Если же этот принцип отрицается для одной области знания, он не может иметь силы и для другой.
По методологии изучения эниофеноменов имеется уже, хотя и не очень обширная, но серьезная литература. Имеются также публикации, посвященные описанию аппаратуры и научного оборудования, позволяющего фиксировать и изучать эти феномены. Отчасти это традиционное медицинское и биологическое оборудование, отчасти сконструированное специально для этих целей.
Более многочисленны работы теоретического плана. Авторы их ставят своей задачей создание либо единой теории, объясняющей все эниологические явления, либо создание частных теорий, имеющих дело с отдельными явлениями: психокинезом, ясновидением и т.д. Поскольку задача эта непомерно сложная, нередко за нее берутся люди, не причастные к науке. Теоретические построения некоторых из них способствуют компрометации работ, ведущихся в этом направлении, гораздо в большей степени, чем любая критика, исходящая от научного сообщества. Это не исключает доброй воли и рвения самих авторов подобных работ, равно как и нередко маниакальной приверженности собственным концепциям. В чем заключаются, в основном, попытки создания концепции как теории, объясняющей эниофеномены? В двух словах, они могут быть описаны как попытки примирить факты и теорию. В качестве факта берутся научно обоснованные наблюдения, подтверждающие наличие феноменов. Теория — современные научные положения о времени, пространстве и психических потенциях человека. Если исходить из того, что первое, действительно, факт, уместно, очевидно, было бы вспомнить слова известного физиолога Клода Бернара, сказанные им в прошлом веке: «Когда попадается факт, противоречащий господствующей теории, нужно признать факт и отвергнуть теорию».

Можно, конечно, поступить и противоположным образом, что значительно легче, если помнить, кто стоит за фактом и что стоит за теорией.
Стремясь найти выход из противоречия факта и теории, авторы отечественных концепции, пытающихся объяснить аномальные явления, стараются пересмотреть сегодняшние научные представления о времени и пространстве. Если, однако, абстрагироваться от несовершенства этих попыток, нужно, очевидно, признать, что эти области наших научных представлении все еще далеки от полноты.
Безусловно, наивно было бы полагать, будто пересмотр имеющихся концепции возможен по требованию приведения их в соответствие с результатами экспериментов в области эниофеноменов. Логичнее ожидать другого — общий процесс расширения наших представлений об этих предметах, равно как и накопленные данные и все более строгие опыты в области эниофеноменов, приведут к возникновению зоны взаимного контакта. Иными словами, более полное знание об этих феноменах будет вписываться в более полное представление науки о времени, пространстве и психической природе человека. Но все это, естественно, при условии реальности и доказуемости самих эниофеноменов, с чем читатель ознакомится в завершающей части монографии.

    Реальны ли эниофеномены? Научные свидетельства 
За более чем вековой период научных работ реальность паранормальных эниофеноменов доказана трудом многих исследователей в разных странах. Как свидетельствуют, в частности, американские ученые Д.Г. Пратт и Д.Б. Райн только с 1880 по 1940 г. были опубликованы результаты 145 наиболее крупных экспериментальных исследований, в которых были подвергнуты испытаниям около 78 тысяч человек, выполнивших 5 миллионов заданий. В 106 исследованиях были получены результаты, превышающие статистически ожидаемый уровень. А в шести различных экспериментальных работах были получены результаты, которые не могли быть объяснены ни одной из гипотез, выдвигавшихся критиками паранормальных исследований.

          Ученые-медики плюс экстрасенсы 
Крупномасштабные, глубокие и разносторонние исследования психофеноменов, проведенные в последнее десятилетие в США и других зарубежных странах, заложили основу для широкого использования экстрасенсорных возможностей человека в практических целях. Среди специалистов, занятых теоретическими и прикладными исследованиями в этой области, самую большую группу составляют работающие в системе здравоохранения [96]. Например, в американской Академии парапсихологии и медицины сейчас более 600 ученых-медиков и врачей. Она установила связи со многими медицинскими учреждениями и общественными организациями, занимающимися проблемами здоровья. Располагает мощным компьютеризированным информационным центром, позволяющим собирать информацию о паранормальных проявлениях и различных методах целительства по всему земному шару.

Ученые факультета психиатрии университета Мак Гилл, факультета физиологии университета Манитобы еще 30 лет назад провели интересное исследование. Суть эксперимента заключалась в следующем: 300 мышей с нанесенными стандартными ранками были разделены на 3 группы. В каждой из них животные находились в 10 клетках по 10 штук. Клетки первой группы ежедневно «облучали» руками экстрасенса два раза в день в течение 15 минут. Для исключения зрительного контакта клетки укрывались бумажным мешком. Мыши второй группы «облучались » точно так же, но клетки каждый раз держали между руками люди, не обладавшие экстрасенсорными способностями. Третья группа мышей оставалась контрольной. И вот результаты. Скорость заживления ранок у мышей второй и третьей группы была примерно одинакова, но она оказалась значительно выше у мышей, «обработанных» руками экстрасенса. На 16-й день эксперимента средняя площадь ранок у животных первой группы была вдвое меньше, чем у мышей второй и контрольной групп.
Многочисленные эксперименты доктора медицинский наук, профессора А.Н. Меделяновского показали, что экстрасенсорика и внушение — это все-таки разные вещи. Но эти результаты, как и весь мировой опыт, почему-то игнорируются в критических выступлениях наших оппонентов.